«После «Изваринского котла» мой младший сын перестал говорить». Монолог украинки, ставшей ростовчанкой
Люди

«После «Изваринского котла» мой младший сын перестал говорить». Монолог украинки, ставшей ростовчанкой

20 июня — Всемирный День беженцев.

Накануне такой печальной даты, как День беженцев, мы встретились и поговорили с Натальей Канивец, одной из многих украинцев, живущих теперь в России.

— В августе 2014 года я с двумя сыновьями (21 год и 1 год 2 месяца), переехала в Ростов из Краснодона Луганской области. На Украине работала в школе завучем по воспитательной работе, потом начальником отдела по работе с детьми и молодежью в городской администрации.

Мы всегда говорили и думали на русском языке. Да, сейчас у нас все учебники с 1-го по 11 класс на украинском, но с детьми учителя продолжают говорить на русском. Ребятам сложно, конечно, читать на одном языке и тут же переводить на другой. Но Донбасс всегда был многонациональным регионом, который не может быть связан только с украинским языком.

Когда начался конфликт, нам было сложно объяснить детям, что происходит. Мы говорили об этом мягко — называли недоразумением, которое скоро закончится — потому что сами не понимали, что происходит.
Что такое война, мы узнали во время первой бомбежки. 2 июня 2014 года самолет сбросил первый снаряд на здание администрации Луганска. Представьте: обычный рабочий день, рядом парк, прохожие — и внезапно начинаются взрывы. Сын моей подруги в тот день получил психологическую травму: он увидел, как женщине на улице оторвало ногу. Всем было очень страшно… разорванные тела, крики, стоны, кровь. У меня до сих пор при виде летящего самолета подгибаются ноги.
Администрация Луганска после первого налета, 2 июня 2014 года.
Администрация Луганска после первого налета, 2 июня 2014 года.
Когда закончились воздушные удары, начались артобстрелы. Мы научились определять по звуку, какой снаряд и откуда летит, чтобы успеть скрыться от него. Выучили, где в квартирах несущие стены, чтобы прятаться за ними ночью: взрослые спали в коридорах, дети — в ванных комнатах. По всему городу были расклеены объявления о том, где человек может укрыться от обстрелов. Мы знали адреса бомбоубежищ в каждом квартале.
Мы до последнего ждали, что что-то изменится. Но когда изо дня в день видишь и слышишь, как рвутся снаряды, перестаешь надеяться и верить. 
Я как сотрудник администрации призывала всех быть начеку: например, всегда носить с собой сумочку с документами — на случай экстренной эвакуации. После одного, особенно мощного, обстрела я схватила сыновей, эту экстренную сумочку, кое-какие детские вещи, закрыла квартиру и уехала вместе со знакомым на его машине.

Мы проезжали через «Изваринский котел» (столкновение в районе поселка Изварино Луганской области в июле-августе 2014 года) и попали под обстрел. Слава богу, сами не пострадали, но… Я держала младшего сына на руках и не думала, что он воспринимает крики и кровь. Но с этого дня он замолчал. Сначала я надеялась, что все быстро образуется, но прошел месяц, два, полгода, год... Только сейчас, спустя почти пять лет, он начинает говорить с божьей помощью.

Я думала, что мы скоро вернемся, но потом поняла, что не имею права рисковать жизнью детей. Мой младший сын просто не мог бы получить квалифицированную медицинскую помощь на Донбассе.

Как мы собирались жить дальше? Никак, если честно. Мы остались в Ростове, потому что здесь живут родственники моего бывшего мужа, но это все равно был переезд в никуда. В первой квартире, которую снимали, вместе с нами жили еще три семьи переселенцев. Нужно было все начинать с нуля. А что именно и как, я не знала. Ходишь по чужим улицам, видишь незнакомые лица… Детям свой страх я не показывала, а сама ночью ревела в подушку.

Однажды на прогулке с ребенком мы встретили волонтеров Ростовской епархии. Девочка, светлая, улыбчивая, раздавала листовки и обратилась ко мне: «Возьмите, возьмите, если вам нужна помощь». Мне показалось, что ей можно доверять. В листовке был номер телефона для тех, кто оказался в кризисной ситуации. Я позвонила, и меня пригласили на гуманитарный склад. На складе меня тоже встретили с улыбкой — и я поняла, что здесь нам действительно хотят помочь. Так я сама стала волонтером епархии.

Каждый день склад обслуживал до двух тысяч человек. Мы помогали переселенцам с документами, перебирали вещи, которые приносили для беженцев, выдавали пайки. Надо фасовать — фасовали, надо убирать — убирали, надо остаться ночью и встретить машины с гуманитаркой — оставались и разгружали. Мы видели, что нам хотят помочь, и сами старались быть полезными.

Я, как и другие переселенцы, искала постоянную работу. Понимала: то, кем я была в Краснодоне, здесь не имело значения. Но педагог во мне все равно дал о себе знать. На склад вместе с родителями приходили маленькие дети, и им, конечно, требовалось внимание. Мы с другими волонтерами не могли это так просто оставить. Сначала мы сделали детский уголок, потом начали устраивать игры, проводить занятия. За этим наблюдала служительница храма Ирина Павловна. Спросила: «Кем работала?» Я не стала говорить, неудобно. Она настояла, чтобы я принесла трудовую книжку. Батюшка, отец Евгений, посмотрел и предложил работу в социальном отделе епархии.

В 2016 году мы выиграли грант «Православная инициатива» и открыли Центр поддержки и помощи людям старшего поколения и инвалидам «Мои года — моё богатство». Сюда приходят жители Ворошиловского района, чтобы занять себя и не чувствовать одинокими. 

Начинать вообще-то было страшно: навязать что-либо взрослому человеку не получится, его можно только заинтересовать. Сначала я ходила по дворам, подходила к пожилым людям и просто приглашала их в центр. «Доченька, у меня внуки, борщ и компот на плите». Тогда мы решили пойти другим путем и организовали чаепитие. Люди собрались, начали общаться, им стало интересно и они начали приходить снова.

Я называю наш центр комнатой отдыха для взрослых. Пожилые люди приходят на концерты, которые для них организовывают дети, и потом начинают выступать сами. Кто-то здесь впервые взял в руки кисть, а теперь мы показываем их картины на городских выставках. Да, иногда бурчат: мол, руки болят, но все равно продолжают что-то делать. Вот приходит, скажем, Симочка — 97 лет, давление 240 — и забывает здесь о своих болячках и проблемах.
Праздник в Центре, который возглавляет Наталья Канивец.
Праздник в Центре, который возглавляет Наталья Канивец.
Среди прочих в центр приходят люди, которые тоже были вынуждены бежать с родины. 76-летняя Инесса Юрьевна больше 20 лет назад переехала в Россию из Грузии. Тоже в никуда с одной сумкой. Ни в Краснодаре, ни в Новороссийске их не приняли, а в Ростове все сложилось.

Сейчас, когда у меня есть работа и люди, которые доверяют, я уже не хочу возвращаться домой в Краснодон. Мы вместе с детьми подали документы на получение российского гражданства. Надеюсь, через три месяца это случится. После переезда несколько раз была дома, знаю, что постоянные обстрелы там прекратились. Сейчас затишье, но люди все равно живут в напряжении: начнутся снова или нет, когда — и что тогда делать. Конечно, есть надежда, что после смены власти политика Киева в отношении Донбасса будет более благоразумной. Люди там пять лет живут между войной и миром, и они очень устали.
Логотип Журнала Нация

Похожие

Новое

Популярное
1euromedia Оперативно о событиях
Маркетплейсы
Вся власть РФ