Павел Конюхов: «Я родился слепым. А как прозрел, двинул следом за братом Федором»

В декабре 2022-го «Нации» исполняется 10 лет. Давайте вспомним, что интересного было у нас за это время. (Впервые текст был опубликован в ноябре 2018 года.)

Павел Конюхов на 5 лет младше своего знаменитого брата Федора, родился в 1956 году. Велопутешественник: преодолел на велосипеде около 200 тысяч км. Объехал 53 страны во время «кругосветки», 7 раз пересекал Россию в разных направлениях, дважды достигал полюса холода зимой, прошел пустыни Австралии и Гоби.
Наш корреспондент побывала в гостях у Павла Филипповича под Воронежем и записала его истории.

О детстве

Я родился слепым и до трех лет ничего не видел, не ходил. И ползал не так, как все дети, а прыгал задом-наперед. В общем, никто на меня особых надежд не возлагал (смеется); родители меня даже на могилку — загодя — сфотографировали. А потом я прозрел. Ясно помню тот момент: вдруг увидел, как прыгаю от дома к песочной куче.

Время было тяжелое, бедное. Отец работал рыбаком, мы его почти не видели. А мать трудилась на ферме и воспитывала пятерых детей. Она вон Федора брала с собой на работу в свинарник, он там ползал; тогда не было садиков, детей было некуда девать.

О том, почему стал путешественником

В пять лет мне стало интересно, куда садится солнце. Думал, где-то недалеко за огородом. Друга с собой взял, он был младше меня на год, и мы на трое суток пропали. Нас нашли в подсолнухах спящими. Мне потом ремнем отец отбил охоту путешествовать. Что, Федор вам рассказывал, что и его за первый поход высекли? Ну, мы ж братья, спрос с нас был одинаковый.

У меня всю жизнь перед глазами пример — старший брат. Он каждые выходные куда-то уходил, сам или с друзьями. А я на пять лет младше, ходил за ним хвостиком. Целую неделю я должен был хорошо себя вести, чтобы он меня с собой взял. А бывало и так: старшие ребята, которые с ним идут, меня камнями отгоняют. Я отбегу, поплачу — и снова за ними. И так до тех пор, когда уже деревня далеко, и мне, наконец, не скажут: «Ладно, иди с нами».Федор начал путешествовать, я за ним. Он переехал на Дальний Восток, и я тоже по семейным обстоятельствам туда поехал. Там он познакомил меня со своими друзьями. Сначала я был пешим туристом, потом стал в пещеры спускаться, занялся альпинизмом.
Почему я путешествовал только на велосипеде? Опять же из-за брата. Он универсальный путешественник. Если я бы стал передвигаться, как он, на всем подряд, то это было бы повторение маршрутов Федора Конюхова.

О советском Севере и статье за тунеядство

Когда служил в армии, прочитал в журнале «Вокруг света» о Глебе Травине. Это советский велопутешественник. В 1930-х он за три года объехал по периметру весь Советский Союз. Самым сложным был северный маршрут — от Архангельска до Уэлена. Еще я узнал, что этот маршрут никто не смог повторить, хотя было семь, что ли, клубов имени Травина. Позже я узнал причину: Север был закрыт. И вообще, чтобы пройти его, надо было потратить год-два. А за это могли и статью «Тунеядство» впаять. Ну, как это, советский человек два года не работает, на велосипеде катается?

Но я решил этот маршрут пройти. А подготовиться так: поехать на велосипеде от Находки до Азовского моря, к родителям. Мы готовились с Федором это сделать, но его вызвали на гонки яхт в Балтике, и я один поехал. Помню, он пришел ко мне, и мы целую ночь разговаривали о том, как держаться в дороге. Утром я сел на велосипед, и он еще километр бежал рядом со мной, всё наставления давал.В дороге я решил себя испытать. Неделю не ел ничего, на несколько дней отказывался от воды. Но, когда потерял сознание и потом очнулся лежащим у дороги, подумал: «Нет, это опасно». И начал понемножку кушать; домой к родителям приехал, уже ел. Там застолье, надо есть (смеется).

С этого времени, это 1980-е, стал путешествовать каждый год. Поехал с другом через весь Сахалин, потом от Мурманска до Азовского моря, по Дальнему Востоку, по пути Владимира Арсеньева. Вернулся домой после маршрута с американцами от Находки до Ленинграда, которое длилось год, и сказал директору школы, в которой я работал учителем физкультуры: «Я, наверное, уйду с работы, потому что мне некогда работать. Я почти все время путешествую». И больше не работал, только путешествовал. Бомжом стал (смеется).

Для экспедиции по маршруту Травина ни в спорткомитете, ни в комсомоле мне не давали справку о том, что я иду от них. Меня в любой момент могли арестовать за то самое тунеядство. Потом справку выбил Федор.

Тогда в магазинах ничего не было, всё по талонам. И я пошел в горком комсомола за талонами, а мне сказали: «Павел, сейчас не время путешествовать. Люди голодают». Я подумал, что если буду ждать их, то никогда не уеду. И решил покупать рис и гречку понемногу на рынке.

Чтобы вывезти крупу на Север, надо было заплатить в самолете за перевес: бесплатно было положено 20 килограммов, а у нас только велосипеды весили 20. А еще рюкзаки, снаряжение. И мы сделали в куртках внутренние карманы и засыпали по 15-20 килограммов крупы. Ну, и идем такие в самолет (расставив руки, показывает как, смеется).

На Севере главное — заставить себя не стоять на месте и не спать. Ты должен чувствовать ноги, руки, лицо. Поэтому сидишь отдыхаешь, думаешь о чем-то, но постоянно работаешь руками и стучишь ногами.А утром проблема — снять теплую одежду, в которой спал, и надеть ту, что колом стоит на морозе. Такая дрожь берет, что ее не остановить, зубами цокаешь. В начале пути все дрожат. Потом согреваются в движении.

На ночь носки и стельки я клал на живот, под одежду, белье выворачивал — чтобы все подсохло. Но пальцы на ногах все равно отморозил, конечно: на улице — -60 °C, в палатке — -40 °C, мы ж там не топили.

Когда уже подходили к полюсу холода, участник экспедиции из Тольятти, Вася, отморозил нос и большой палец на ноге. И врач из Эстонии, Миша, прямо в палатке делал ему операцию: снимал опухшую кожу и мясо, чтобы не было гангрены. Без анестезии.

А Васю потом убили в Колумбии. Он поехал вокруг света, заехал в деревню одну. И местные жители сдали его повстанцам: «У нас чужой человек, нашего языка не знает». Расстреляли как американского шпиона.

Об опасных людях

В Филиппинах меня с другом самого чуть не убили, местные мародеры. Прятались от них несколько часов в зарослях.

Но вообще опасных встреч и в Союзе хватало. Как-то на Дальнем Востоке остановился заночевать у мужика одного. Он баню затопил, четыре бутылки водки выставил — «за знакомство». Я сразу подумал, что это плохо. А ночью он гонялся за женой, мол, изменяет ему, стрелял из ружья по чужим домам. Местные, увидав меня наутро живым, удивились: «Не убил тебя Володя-хохол?» Оказывается, этот Володя отсидел за убийство первой жены 12 лет, и ему нельзя было возвращаться на родину, на Украину. Вся деревня его боялась, и милиция боялась.А на БАМе однажды «смотрящий» за таежным поселком при мне отрезал уши насильнику, который над местной девушкой надругался. Окно и дверь разбиты, кровь по стенам. И мне в этой комнате спать. Я лег, но какой там сон? Часа в три встал, написал записку, что мне надо ехать дальше.

Об опасных животных

У нас, конечно, самый опасный — медведь. Помню, в Приморье поставил палатку метрах в ста от речки и пошел мыться, зубы чистить. Возвращаюсь и вижу, что около палатки медведь роется в вещах, ищет продукты. Я начал свистеть, камни бросать, а он все роется. Потом все-таки ушел. А спать страшно: может же вернуться. Утром расстегиваю молнию на палатке: «Вжи-и-их!» А он рядом сидел на дереве. Гималайский медведь же залазит быстро, а спускается медленно. Так он не спускался — упал возле меня. И заорал. У меня аж волосы зашевелились. А он от палатки — бегом (смеется).В первую ночь в Австралии нашли поляну, поставили палатку. Оказалось, это тропа, по которой кенгуру бегают. Ночью услышали топот, выскочили, кричим, светим фонарями, а им хоть бы хны, на бегу через палатку перепрыгивают.

Еще в Австралии много змей. Мы перед тем, как лечь спать, палкой их подальше отбрасывали. Но не боялись их: местные нам сказали, что змея укусит, только если наступить. А боялись пауков. Там есть два вида, которые, если укусят, то человек умирает сразу. И прячутся они в прохладных местах — под палаткой.

Через год я приехал домой. Включил телевизор, там — «В мире животных», и Николай Дроздов говорит: «В мире существует множество ядовитых змей. Девять из десяти самых опасных видов обитают в Австралии». Вот тогда мне стало страшно (смеется).

О голоде и жажде

Голодать не приходилось: максимум два-три дня без еды, и у меня всегда был НЗ. Больше проблем с водой. Когда шли по Австралии, по пустыне, знали, что через 200-250 километров будет заправка, за день-два мы до нее доедем. Там можно будет набрать воды, принять душ за 2-5 долларов. А так везли с собой 36 литров, нам хватало.А в Монголии ты везешь воды много, но не знаешь, сколько дней будешь добираться до следующего источника. Я когда домой вернулся, то на ночь возле себя бутылку ставил: вдруг проснусь, а воды не будет? Страх такой был. У меня в Монголии не только губы потрескались, но и язык треснул, черный был. Там ты можешь выпить пол-литра воды, но она тут же выйдет с потом. И ты снова хочешь пить. Надо воду в рот набрать и держать, она впитывается за пять-семь минут. Потом опять делать глоточек. Иначе даже говорить невозможно: все пересыхает.

О том, где на свете хорошо и где плохо

Лучшее место на Земле — дом. Там, где я живу. Сейчас в Воронежской области.Из всех стран больше всего понравилось в Австралии. Во-первых, всё есть. И лес, и пустыня, и звери: и привычные, и которые встречаются только там: кенгуру, тасманский черт. Помню, однажды такого черта сбила машина, он лежит, орет. Я прям близко подошел с «мыльницей», чтобы оскал было видно, и сфотографировал. Снимок показал одному местному православному батюшке. Он изумился: «Ты как его фотографировал? У него когти такие острые: если махнет, то руку сразу срезает» (смеется).

Во-вторых, австралийцы люди доброжелательные. Все, кого встречали, здравствуются, улыбаются. Обгоняли нашу группу на машинах и прямо на ходу пивом или кока-колой угощали.

Больше всего не понравилось в Марокко. Там местные пацаны к чужакам-одиночкам цепляются. Я ехал один, да еще и без визы, никуда не пожалуешься (смеется). И Федор рассказывал, как в тамошнем порту на него насели трое. Ножи наставили, отобрали рюкзак. Федор кричит: «Документы отдайте». А они открыли рюкзак, увидели, что там еда и бумаги — и бросили.

О брате

Нас журналисты всегда хотели столкнуть, когда я активно путешествовал. Спрашивали, есть ли ревность. Мы не соревнуемся с Федором. Он универсальный путешественник, я — велосипедист. И потом он старший брат, а я младший, должен его слушаться.Когда мы встречаемся, о путешествиях почти не говорим. Ему уже так надоело со всеми об этом говорить. Беседуем о семье: женах, детях, раньше о родителях. Сейчас еще говорим о картинах (Павел, как и Федор, художник). Последний раз встречались пять месяцев назад в Москве.