«Весь мир — базар». Как мы с ресторатором Панченко ходили смотреть спектакль на Центральном Рынке
События

«Весь мир — базар». Как мы с ресторатором Панченко ходили смотреть спектакль на Центральном Рынке

Чувственная постановка в трех павильонах: овощном, мясном и рыбном.

В прошлом году в Ростове по одноименной книге Максима Белозора был поставлен необычный спектакль «Волшебная страна». Действие разворачивалось прямо на улицах города, и участвовали в нем не только актеры, но и жители старых кварталов.

«Волшебная страна» получила премию «Золотая маска-2019». На волне успеха ростовский «Театр 18+» придумал фестиваль «Трансформация». Пять режиссеров из разных городов поставили свои интерактивные спектакли в аэропорту «Платов», публичной библиотеке и даже на Центральном рынке. Конечно же, мы выбрали «Есть Ростов» — спектакль на базаре, и позвали с собой на премьеру известного ростовского ресторатора Романа Панченко.

Суббота, два часа пополудни. Мы встретились с Романом у входа в Центральный рынок: здесь должен начаться спектакль.
Торговцы на ростовском рынке в ожидании покупателей.
Торговцы на ростовском рынке в ожидании покупателей.
— Наверное, вы зря меня пригласили, — задумчиво произнес ресторатор, глядя на сгущающуюся под аркой толпу зрителей. — Нас (группу компаний «Хорошие рестораны») часто упрекают в нелюбви к родному городу, но это не так, мы его действительно любим, однако достаточно трезво относимся к тому, что творится вокруг... Вы спрашивали, достопримечательность ли наш рынок? Да, безусловно. Но я не считаю, что он уникален в рамках, например, страны.
Рынок всегда центр притяжения — в любом городе. Есть разные примеры реализации таких объектов в современном контексте. Есть Даниловский, Усачевский и другие рынки в Москве, которые сегодня стали просто фудхоллами или фудкортами. Огромные площади, большое количество ресторанных концепций, но там полностью ушла функция покупки продуктов на каждый день. А, например, во Флоренции или Лондоне эти функции совмещены: на рынках представлены как фудкорты и фудхоллы, так и ряды с фермерской продукцией, которые действительно являются альтернативой супермаркетам.
Нравится ли мне, как сегодня выглядит Центральный рынок? Скорее, нет. Мы видим достаточно архитектурного трэша, очень грязно. Вообще здорово, что в последнее время к рынку так много внимания, особенно со стороны гастроэнтузиастов и людей из ресторанной отрасли. Что-то, может, начнет меняться здесь.

Договорить Роман не успел — в арке появилась девушка в белом с пучком зеленого лука в руке. Это режиссер спектакля — петербурженка Элина Куликова. Она приверженец сенситивного (чувственного) театра. В Питере Элина поставила спектакль «Лав — летучие ароматические вещества», в котором она работает с запахами. У нас собиралась сделать что-то подобное, но узнала про рынок — и решила устроить гастрономический променад, в ходе которого зрители должны не только смотреть и слушать, но и, как говорят в Ростове, кушать.
То бишь, «Есть Ростов» — это представление петербурженки о южном базаре. На премьеру пришло 45 человек: зрители (купившие билеты по 1000 рублей) и журналисты.
Элина Куликова, режиссер спектакля «Есть Ростов».
Элина Куликова, режиссер спектакля «Есть Ростов».
Режиссер предупредила, что с этой минуты действо уже началось: нам надо ходить за луком, есть все, что дают, и слушать все, что говорят.
И мы последовали за луком. Завидев толпу нарядных граждан, продавцы бросали свои нарды и шашки и, добавив в голос основательности, кричали: «Мо-ло-ко! Пи-рож-ки! Ры-ба! Гри-бы!»
Слова эти, повисающие в горячем воздухе, звучали, как мольба, но зрители спектакля оставались глухи.
— Куда вы все? — в конце концов, перегородил мне дорогу мужчина в майке-сетке, сквозь которую были видны очертания его некрепкого тела.
— Не знаю, — честно ответила я. — Идем за луком.
— Все? — разочарованно переспросил он. — Лучше б вы куру у меня взяли!
— Хорошая?
— Лучшая! Жила, как праведница: трава и зерно — чистый ЗОЖ.

Когда мы оказались в павильоне овощей и фруктов, там уже вовсю развернулось действо. Актриса из Москвы, молодая и красивая, тянула зрителям доски с сочащимися, нарезанными дольками, помидорами и рассказывала о том, как благотворно они влияют на пищеварение. Зрители макали помидоры в граненый стакан с солью, по рукам и подбородкам тек сок.
Актриса Настя Нувель.
Актриса Настя Нувель.
Во всей этой кутерьме я потеряла своего спутника Романа. И пока искала его, услышала, как актриса громко жалуется зрителям, что на рынке у нее есть любовник Саша (она указала на мужчину напротив), но жениться он желанием не горит. Продавец Саша, который не ожидал такого поворота, оторопел и спрятался за прилавком.

— Продавцы не знают, что они участники спектакля? — спросила я у продюсера фестиваля «Трансформация» Ксении Протосевич.
— Нет, у нас есть только один участник, остальные не в курсе.

Людская река сделала крен и поплыла в рыбный павильон. Там на входе выдавали билеты, которые по форме и содержанию были вареными раками. И многие зрители, не дождавшись контроля (отщипывания жопки в специальное пластиковое ведро), начинали их есть.
— «Зайца» пропустите? — спросила дама, раскрасневшаяся от нечаянного казуса. Она уже съела свой «билет».

Вместо ответа ее подтолкнули к столу, где развернулся продавец дядя Саша. Он же Александр Щеглов, он же Саша-Баки (прозвище получил из-за бакенбардов, которые носит с молодости).
Надо сказать, что с дядей Сашей судьба меня уже сводила. В прошлой жизни он был достойным служителем порядка: 25 лет прослужил в милиции Железнодорожного района, там познакомился с рыбаками из колхоза имени Мирошниченко — научился у них солить и вялить донских лещей, мастерски готовить селедку. Короче, когда дядя Саша вышел на пенсию, другой дороги, кроме как на рынок, у него уже не было.
А несколько лет назад — и это чистая правда — он в качестве эксперта по донской кухне поработал даже на курорте в Куршевеле. Утром жарил дорогим гостям яишенку на сале, а к ней подавал свои разносолы. «Но вот нашей селедки там не было и женщин пышных, по-нашему красивых, тоже». Поэтому дядя Саша вернулся домой.
Продавец Саша-Баки охотно согласился стать актером спектакля.
Продавец Саша-Баки охотно согласился стать актером спектакля.
Предложение поучаствовать в спектакле он, по словам организаторов, воспринял с энтузиазмом, даже денег не попросил.
Я почувствовала, что сейчас, когда вокруг его рыбы сгрудились зрители, дядя Саша видит себя в лучах софитов. Под этими лучами он крошит свою нежную селедку, рубит и складывает в алюминиевую миску огурцы, вытряхивает на стол из чугунка кругляши напитанной зноем картошки. И разливает. Из графина. В лафитнички. Холодную. Прозрачную. С черным хлебом, лучком и кусочком «рибки»!
— Любо! — прогремел дядя Саша, поднимая стопку, на весь рынок.
— Любо! — поддержал «зал» и зашелся аплодисментами. Дядя Саша покраснел, убрал мизинцем из уголка глаза слезу и добавил:
— Ниче, ниче, не стесняйтесь! Я запасливый! Всем принес!
Эта картина была бы идиллической, если бы не соседка дяди Саши. Теплая дама с грустным лицом. Она сидела, разложив на известной прокремлевской газете вяленую рыбу, и волновалась. Вся эта театральная суета, вся эта шумная жральня терзала душу торговки. Поэтому время от времени дама вздыхала и роняла на газетную передовицу «товар закрывают» и «совести у вас нет».
— Да угомонись ты! — гаркнул на нее дядя Саша. И все вдруг поняли, кто в этом ряду главный режиссер.

Дальше нас понесло по рыбным рядам, где запахи реки и моря смешиваются с духом прелых тряпок. Там, на горизонте, кто-то что-то говорил зрителям, но я опять ничего не поняла, не вникла и не попробовала. Очнулась только, когда на шею мне надели кулон — нитку с тремя силявками (местное название крохотной рыбки из семейства карповых). Роман Панченко снова оказался рядом, он ел этот кулон, чем немало удивил меня.
— Хорошая рыба, очень мне нравится, — произнес ресторатор, и мы в очередной раз расстались.

Я совершенно потерялась: и физически, и душевно. Мне было непонятно, что есть спектакль, а что — жизнь? И где здесь сюжет? Хотя если прислушаться, он, конечно, был. Но другой, рождающийся тут же, и никак не отрежиссированный: «Хватит нас фотографировать забесплатно! Сдавайте по сто рублей!», «Большой театр приехал? А почему не поют?», «Остановите спектакль! Я еще губы не накрасила!»
Это рождалось само собой — между рядов с сырами и колбасами, между торговцев зеленью и мясниками. Кто-то из зрителей пил молоко, кто-то читал размещeнные на столах прописные истины: «Все мы тут любим краснокнижную кухню — чисто ростовская тема, все, что в Красной книге есть, мы едим», «Чалтырь — шашлычная столица России. 12 километров ресторанов. «Родничок», «Светлячок». Место культа», и прочее, и другое.
Зрители фиксируют базарную истину — «Чисто ростовская тема: все, что в Красной книге есть, мы едим».
Зрители фиксируют базарную истину — «Чисто ростовская тема: все, что в Красной книге есть, мы едим».
В какой-то момент я поняла, что занимаюсь своей жизнью — разговариваю с продавцом специй, который раньше работал мотажником-высотником. Роман в соседнем ряду покупал белый и нежный, как первый снег, творог. Все было тихо и хорошо, и, как пишут в романах, ничего не предвещало. Как вдруг раздался крик. Исключительный, ни на что не похожий. Так кричат смертельно обиженные люди.
— Снимите ее немедленно!
— Она под наркотиками! Это спайс!
— Нет, она пьяная!
— Закройте ее в Ковалевку или уберите обратно в театр!

Женщины, милые рыночные женщины, в белых чепцах, с прическами-«химиями», с яркими, как июльская вишня, губами, требовали прекратить безобразие — снять с прилавка улегшуюся там и выкрикивающую свой монолог актрису.
Одна совсем не выдержала, бросилась защищать свое: стол, стул, деревянную колоду, на которой рубят мясо. Мужчины тоже ринулись защищать, но уже актрису — оттащили разволновавшуюся товарку, и шепоток пошел по рядам: «Вот так те-атр... те-атр... те-атр».
Страстный монолог в мясном ряду.
Страстный монолог в мясном ряду.
— Я в театры не хожу, но в целом отношение к ним имею положительное,— сказал мне, когда градус негодования снизился, торговец мясом Артур.— А девушка повела себя плохо. Так не должна вести себя девушка. Нас не предупредили, что она прыгнет на стол. Мы тут боремся за гигиену и — бац! Там же и крючки острые, на них висят туши, а сейчас они пустые — поскользнулась, и все! Нет, такого театра нам не надо!
— Тоже несколько шокирована, — призналась я. — Зато какой отклик у вас на рынке!
— А то! Девочкам нашим неделю будет о чем поговорить, но в целом пусть такие театры будут в театрах. Под присмотром ихнего главного. Нам не надо проблем. Так и запишите.

Мнение Артура разделили и продавцы — выражали они его шумно. Только одна, Люба, молодая торговка с глазами цвета маринованной сливы, призналась, стесняясь, что актриса все-таки молодец.

Роман, который к тому времени уже купил все, что ему было нужно, стоял чуть поодаль и терпеливо ждал, когда все закончится.
— Мне было некомфортно, — позже признался он. — Более того скажу — неловко было даже смотреть и слушать. Многих продавцов я знаю лично. Это очень здравомыслящие люди, и слушать их отзывы по поводу произошедшего было неприятно, и я с ними согласен... Может быть, достаточно современного искусства?

Я согласилась, тем более что спектакль уже закончился — в последней сцене актриса у стены рынка жарила рыбу (попутно обучая зрителей, как правильно вырывать жабры и сколько луку добавлять).

…Я попросила Романа рассказать, что бы он сделал, если бы стал директором Центрального рынка («помните, была такая рубрика в старых газетах — «Если бы директором был я»?»). Во-первых, он занялся бы вопросом чистоты; затем убрал вещевые ряды; придумал бы дополнительные секции и развлечения для покупателей и туристов; привел в достойный вид ряды на Станиславского, довел бы до ума Соборный — так, чтобы он стал предтечей рынка; проводил бы несколько раз в год крупные гастрономические и другие фестивали...
Ресторатор Роман Панченко.
Ресторатор Роман Панченко.
Я слушала и понимала, что сделай он все это, Ростов бы стал красивее и чище. Но беспокоило только одно маленькое «но», которое видится мне большим и важным — сохранился бы тогда наш южный колорит?
— А что такое колорит в вашем понимании? Грязь? Разруха? Вонь? Я вижу его в другом — в ассортименте, в многонациональности и в людях. Всe это есть и все это осталось бы. Но осталось бы в других условиях, более интересных и приятных для покупателя.
— А спектакли бы на рынке вы устраивали?
— Не уверен. Но я не режиссер, и, наверное, не вижу всей широты замысла и креатива, — смягчился Роман. — Но мы бы нашли что предложить публике. Наши фуд-маркеты уже много лет успешно идут на набережной, и, думаю, что-то такое, хорошее и удивительное, мы бы придумали и для рынка.


К слову сказать, московские гости, которые тоже стали зрителями спектакля «Есть Ростов», нашу растерянность по поводу увиденного не разделили. Им все понравилось: и продукты, и цены, и люди. Но во время обсуждения вдруг стало понятно, что говорим мы об одном и том же. О том, что главным героем в этом спектакле все-таки был Старый базар. И переиграть его невозможно, как ни старайся — хоть по системе Станиславского, хоть по системе Чехова.

P.S. Спектакль «Есть Ростов» войдет в репертуар «Театра 18+». Теперь в нем будут задействованы ростовские актеры, расширится состав участников из числа торговцев, и, видимо, несколько изменится (появится) сюжет. Ближайший, уже доработанный, спектакль зрители смогут увидеть осенью.

P.P.S. На следующий день, в воскресенье 23 июня, Центральный рынок снова стал героем новостей, но уже более привычных для Ростова. На рынке (на углу Станиславского и Семашко) загорелись и сгорели дотла шесть торговых павильонов.
Логотип Журнала Нация

Похожие

Новое

Популярное
Маркетплейсы
1euromedia Оперативно о событиях
Вся власть РФ